Спецкорреспондент Би-би-си Анастасия Лотарева об одной кадровой церковной перестановке, которая многое объясняет про современную РПЦ
Священник Алексий Уминский, отстраненный сегодня от своего храма, где он был настоятелем с 1993 года, не занимал высоких постов в структурах московской патриархии да и чинов особых не имел. И тем не менее, его знают и любят множество людей — от собственных прихожан до читателей независимых медиа: отец Алексий был одним из крайне немногочисленных священников, которые соглашались с ними говорить да еще и со своей, отличной от «линии партии» позицией.
Уминский читал проповеди о мире, вступался за политзаключенных, требовал оказания медицинской помощи Навальному, поддерживал уничтожаемый под корень в России международный «Мемориал». В общем, делал все, что священнику в нынешней жесткой вертикали власти РПЦ делать не полагается.
Заодно Уминского запретили в служении — то есть, он не может пока быть священником ни в своем бывшем храме, ни в каком-либо другом. За то именно наложили запрет, пока неизвестно, текст указа пока не появился на сайте Московской епархии.
Зато известно, кто теперь будет служить в стенах храма Святой Живоначальной Троицы в Хохловском переулке. Протоиерей Андрей Ткачев, бывший львовянин, сбежавший из родного города в Киев, а потом в Москву, сделал много для придания себе известности. Многочисленные телевыступления на консервативных телеканалах и федеральном телевидении, а еще очень популярные проповеди.
Например, отец Андрей в числе прочего прославился выступлениями за физические наказания женщин и детей. А в целом представление о его взглядах ярко показывает цитата из проповеди во время Евромайдана в 2014 году:
«Я молюсь о том, чтобы Господь вселил страх и трепет в сердца и в кости мятежников. Чтобы Бог послал им болезнь в дом и болезнь на улице, страх на улице и страх в дома. Чтобы они ни покоя не имели, чтобы они сожрали друг друга — пусть гад сожрёт гада! Я жалеть о них не буду. Это страшные враги нашего будущего и страшные враги сегодняшнего настоящего. Я их не жалею! Я о них не молюсь!»
Линия Московского патриархата была довольно четко выражена с самого начала полномасштабного вторжения — и все же в начале официально говорились слова и о умиротворении, и о примирении. Спустя два года на одном примере этой кадровой перестановки все предельно ясно.
На фото Максима Григорьева/ТАСС отец Алексий Уминский и Григорий Явлинский на рассмотрении жалобы на приговор Владимиру Кара-Мурзе